«Время, назад!» и другие невероятные рассказы - Генри Каттнер

— Я не привык рисковать. Хороший посредник — все равно что барометр-анероид. Мы очень чувствительны. Я прошел специальную подготовку, обладаю весьма специфическими навыками и реагирую на любое происшествие, как барометр отзывается на изменение атмосферного давления. К тому же я люблю докапываться до причины такого происшествия. Да, зачастую это поиски ветра в поле, но… я не привык рисковать.

— Мы работаем над одной и той же проблемой не по случайному стечению обстоятельств, — сказал Фергюсон. — Вы отреагировали на результат, а я, пожалуй, заметил причину. Стрелки наших приборов указали на Лоусона, как на зарождающийся в Антарктике шторм. Что-то вроде крюйс-пеленга: вы заметили падение барометрического давления в Висконсине, а я — повышение температуры на Южном полюсе. Итак, Лоусон вызывает у меня странные ощущения, и этот же Лоусон попросил вашего шефа выдвинуть законопроект, после чего к делу подключились вы, мистер Арчер. Вряд ли Хайраму Риву впервые предлагают продавить сумасбродный законопроект.

— Альтруистичный? Впервые.

— То есть?

— В самом прямом смысле. Человек, вносящий подобные предложения, неизменно ищет какой-то личной выгоды, хотя докопаться до истины бывает непросто. Всегда существует некая компенсация — по крайней мере, психологическая. Вам любопытно будет узнать, что бескорыстные реформаторы не так уж бескорыстны. Достаточно лишь выявить их персональные особенности. Если кто-то желает спасти планету, мистер Фергюсон, не сомневайтесь: в дивном новом мире этот человек уже присмотрел для себя трон с мягким плюшевым сиденьем. Но предложение Лоусона — образчик альтруизма, и мне надо убедиться, что за идеей о пенсии по инфантилизму стоит эгоистичный мотив. Иначе я не успокоюсь.

— То есть для вас это просто работа?

— Мне она нравится. Поэтому я и работаю на Рива, самого дееспособного из всех политиканов, но если в поле зрения появится более достойный кандидат, я переметнусь к нему. Хотя в данный момент… Скажем так: я ищу в Лоусоне признаки соответствия норме, а вас интересуют отклонения от нее.

— Он нормальный, — сказал Фергюсон. — Обратите внимание на диаграмму реакций.

Оба уставились в экран. Лоусону ставили блок, запрещавший лягать полисменов.

— Это сработает? — спросил Арчер.

— Прогнозировать невозможно. Во многом успех зависит от внушения боязни последствий, хотя они покрываются страховкой. В смоделированной ситуации Лоусон, скорее всего, не станет лягать полисмена, подсознательно понимая, что в ином случае ему не выдадут полис. Но после страхования он получит защиту от последствий, а в подобных делах всегда существует допуск на ошибку.

Экран расчертила неровная зеленая линия, означавшая, что Лоусон не лягнул гипотетического полисмена.

Тремя днями позже он растворил фенилтиомочевину в городском водохранилище. Встал у одной из телефотолинз наблюдения, для надежности продемонстрировал ей ярлык на пузырьке, весело рассмеялся и ушел.

— Мне нужна защита от желания убить человека, — сказал Фергюсон психиатру СЛП. — Не исключаю, что у этого желания параноидальные корни. Меня допекает один клиент.

— Допекает, говорите? — осведомился психиатр. — Можно узнать, чем конкретно?

— Пока ничего особенного, — заключил Фергюсон, изложив всю историю. — По-моему, даже невроз еще не развился. Но этот парень не дает мне покоя. Он купил двадцать две страховки, и… я опасаюсь за свое будущее.

— Значит, отождествляете себя с бюро? Думаю, мы сумеем снять это чувство — к примеру, через сублимацию или устранение причины. Как известно, никто не становится алкоголиком от одного глотка виски. А вам, Фергюсон, мы поставим стандартный гипнотический блок.

— Из головы не идут взрослые гориллы. Мне бы съездить поохотиться на самцов… Вот это была бы терапия. Ну, не знаю… Не нажить бы клаустрофобию или агорафобию — в смысле, боязнь открытых пространств, а не большого скопления людей, не то проведу остаток жизни, уподобившись предсказателям погоды: они только и делают, что мечутся то в дом, то из дома. Как насчет обитой войлоком палаты и чтобы стены сдвигались и раздвигались?

— Как насчет успокоительного? — парировал психиатр. — У офисных ребят одна и та же проблема: вы боитесь, что из любой безделицы вырастет серьезный психоз, но психика умеет справляться с такими мелочами. У нас имеются подробные медкарты всех сотрудников с результатами последних обследований, поэтому мы знаем гораздо больше, чем кажется. С вами все в порядке. Ради вашего спокойствия мы, конечно, проведем стандартную процедуру и убедимся, что вы не оборотень, — но поверьте, не будь вы цельной личностью, не сидели бы в своем кабинете.

— Но как же Лоусон? — горестно спросил Фергюсон.

Конечно, с инцидентом разобрались. Естественно, СЛП вызвало Лоусона на повторное обследование. Тот явился весьма охотно: по-видимому, процедуры его забавляли, хотя он старательно делал серьезное лицо. В глубине души Фергюсон был убежден, что психиатры ничего не обнаружат. Все его былые тревоги упрямо напоминали, что особенности Лоусона не разглядеть под микроскопом, имеющимся в распоряжении у СЛП. Распознать его отклонения от нормы можно лишь по влиянию, оказываемому им на окружающий мир, — подобно тому, так астрономы заподозрили о существовании Плутона.

Но психологический шаблон Лоусона прекрасно укладывался в предельные рамки диапазона нормальности.

Подобно многим, он не афишировал высокую толерантность к гипнозу. Несколько доз тиопентала натрия не пробили всех его барьеров, хотя этот феномен тоже не был уникальным. Обколотый препаратом, Лоусон лежал на кушетке и отвечал на вопросы. Что до Фергюсона, тот остался крайне неудовлетворен его ответами.

— Как вы себя чувствовали, растворив фенилтиомочевину? — спросили у Лоусона.

— Я чувствовал себя хорошо, — последовал ответ.

— Помните, мы условились, что вам нельзя растворять фенилтиомочевину в городском водохранилище?

Молчание.

Вопрос повторили.

— Нет, не помню, — ответил Лоусон.

— Вы могли бы лягнуть полисмена?

— Нет.

Почти все, что можно сделать, было уже сделано. Лоусона подвергли дополнительному гипнозу, дабы усилить прежние блокировки, но в его досье появилась пометка «Допуск на ошибку». Редкий типаж, но в пределах нормы. По крайней мере, психиатры не выявили нарушения этих границ.

Фергюсон считал, что проблема очевидна. Оставалось убедить остальных. У СЛП было не меньше доказательств, чем у него, если интуитивные догадки годятся в качестве улик. Очевидно, не годятся. Фергюсону нечем было подкрепить свои подозрения. Его улики оставались неосязаемы. Порой он терялся в сомнениях, но в итоге опять приходил к слепому и алогичному убеждению, накрепко засевшему в голове. Быть может, дело в гиперчувствительности? Уже не первый год Фергюсон интересовался теорией сверхчеловека, а временами, косо поглядывая на очередного клиента, задавался вопросом…

Но никогда еще не был уверен на сто процентов. Это убеждение зародилось в особом отделе его мозга, узкоспециальном и безотказном, будто радар. Подобной восприимчивостью не обладал никто, кроме него. Всем своим существом он понимал, всегда понимал, что рано или поздно теория перейдет в практическую плоскость. Теперь же ему казалось,